Елена до полномасштабной войны работала продюсером и снимала рекламу, Луна была актрисой в харьковском драмтеатре, а Дарья – младшей научной сотрудницей в музее. После вторжения России эти девушки надели «пиксель», взяли оружие и теперь борются за нашу свободу на передовой и в ТрО. О стереотипах, потере побратимов и борьбе со страхами они рассказали БЖ.
Я уже пять лет живу в Киеве, мы с подругой снимали квартиру на Соломенке. 24 февраля мыі пошли в военкомат, а откуда нас направили в ТрО. Так мы стали бойцами 130 бТрО. Я давно решила бороться — чувствовала вину, что юноши и девушки воюют на Востоке, в то время как я живу в комфортных условиях.
У меня было две работы (до полномасштабного вторжения, – БЖ). Работала первичной консультанткой в Veteran Hub и младшим научным сотрудником в Национальном военно-историческом музее.
Я чувствовала вину, что наши юноши и девушки воюют на Востоке, а я в это время живу в комфортных условиях
Училась на кафедре военной подготовки Национального университета обороны Украины. В июле я должна была принять присягу как офицер, о так сложилось, что я приняла ее как солдат ночью 25 февраля. Сейчас я старший стрелок. Задания у нас разные, стараюсь понять и научиться как можно большему.
С дискриминацией сталкиваюсь почти постоянно. Часто спрашивают: что я здесь делаю? Приходится терпеливо объяснять, что у гражданства нет пола и возраста. И если в твоей стране война – надо брать оружие, если чувствуешь в себе силу, неважно, мужчина ты или женщина.
Если ты женщина на войне, тебя автоматически считают слабее любого мужчины и это очень злит. Также на женщин навешивают кучу дополнительных обязанностей, помимо боевых. Ты должна заполнять документы, готовить, убирать и т.д.
У гражданства нет пола и возраста
Есть стереотип, что женщины с такой работой лучше справляются. К примеру, сейчас мы базируемся в одном из населенных пунктов, где проблемы с поставкой пищи, и мы, девушки, готовим. Хотя по должности мы стрелки. Но приходится подчиняться приказам командования.
На самом деле, ребята постоянно пытаются нам помогать. Например, на одной из позиций обустроили отдельный женский туалет, я тогда долго смеялась.
Напоминаю себе, что решение пойти в армию было сознательным, за него нужно нести ответственность, и что страх – это нормально. Условия, в которых мы находимся, – ненормальные для человеческой психики.
Больше всего я боюсь потерять близких людей, побратимов. Стараюсь чаще говорить им, что люблю их. Помню как после первого в жизни обстрела мужчина угостил меня печеньем. Это помогло вернуть чувство реальности.
После вступления в ТрО я поняла, насколько сильно хочу жить
Самое сложное для меня – понять, что я солдат и что решение принимают командиры. Понимание того, что функции мои механические, и здесь безразлично, какой у тебя опыт в гражданской жизни, сколько книг ты прочла или стихов выучила. Это момент смирения.
После вступления в ряды ТрО я стала более решительной, поняла, насколько сильно хочу жить. А еще поняла, что могу бодрствовать, или спать где угодно, есть что угодно – это ценный опыт.
До этих бурных событий я была актрисой. Работала в Харькове в театре имени Тараса Шевченко. Потом у нас был проект Post Scriptum, потом еще был проект имени Ванды Адольфовны. Затем я где-то пять лет жила в Киеве, снималась на киностудии Film UA, в рекламе и т.д.
Первый раз я попала в ВСУ в 2015 году в качестве волонтера. Это была моя первая ротация под Широкино. Там я пробыла с группой гражданско-военного сотрудничества два месяца, а позже вернулась и подписала контракт с ВСУ.
Война – это то, что никогда не должно случаться. К ней всегда нужно быть готовым, но как явление это то, чего просто не должно быть в мире.
Тогда в кабинетах крутили носами, что я свалилась как снег на голову. Бумаг много – бюрократия. И система гнилая, гнусная. Прорвалась только потому, что за меня попросили.
Моей целью было вернуться на фронт. Через некоторое время после подписания контракта я уехала на ротацию в 54-ю бригаду, где была в качестве солдата-связиста. Сначала я была в управлении бригады, потом на КНП (командно-наблюдательный пункт) батальона, затем в разведвзводе. Приблизительно в километре от нас уже был опорный пункт врага, и там все «прелести» войны мы почувствовали на себе.
Сейчас я уже старший лейтенант, шесть с половиной лет выслуги. Служу в отделе морально-психологического обеспечения. Задания достаточно обширны. После полномасштабного вторжения на мои плечи легла сложная моральная задача – я занимаюсь похоронами наших “двухсотых” и всем, что с этим связано.
Вот с чем я никогда за все эти годы пребывания в армии не сталкивалась – это с гендерной дискриминацией. Напротив – я женщина, и меня ребята всегда поддерживали, берегли, относились с большим уважением.
Какие-то физические нагрузки, конечно, лучше выполняют мужчины – это естественно. Но с «двухсотыми» у меня получается гораздо лучше. Многие мне говорили: «Почему ты именно этим занимаешься: ты же женщина, как ты все это выдерживаешь?». Но именно потому, что я женщина, я могу сочувствовать жене, матери, девушке – тем, кто потерял самого дорогого человека. Может, из-за каких-то природных качеств у меня это выходит более проникновенно.
Если женщина подает такой пример, мужчинам просто стыдно быть мягче или сломаться
Вообще мне кажется, что женщины более выносливы. Если мужчинам нужно завоевывать, то женщинам удается больше сберечь, защитить. Возможно, потому, что женщина в первую очередь – мать, и вся ее сущность связана с тем, чтобы защитить ребенка. Мужчинам бывает гораздо сложнее нравственно, а женщина может выдерживать больше.
Из личного опыта: очень сложно было в первые дни, тогда все были немного в растерянности. Но когда ты сильна и понимаешь, что делать дальше, то подаешь пример. Солдат растерянный плачет и спрашивает: «Можно я пойду домой?» А ты говоришь: “Нет, нельзя. У тебя есть задача, и у тебя есть мы, и мы тебя поддерживаем, и ты нас должен поддерживать». Мне кажется, если женщина подает такой пример, мужчинам просто стыдно быть мягче или сломаться.
Как борюсь со страхом? Общением. Есть люди, которым ты помогаешь, и есть люди, которых я называю донорами — которые могут помочь мне. Таких людей встречаю очень редко, но они мне тоже нужны. Это люди, от которых я тоже могу немного подзарядиться, как батарейка. Общение очень помогает.
Я теряю сейчас своих друзей, и это уже ни одна победа не изменят
На самом деле, я теряю сейчас своих друзей, и это уже ни одна победа не изменят. Они ушли навсегда и это та боль, которая навсегда остается в тебе. Что-то в тебе в этот момент умирает. Война – это то, что никогда не должно случаться. К ней всегда нужно быть готовым, но как явление это то, чего просто не должно быть в мире.
Я с первых дней понимала, что никуда не уеду и буду помогать людям до конца. Со второго дня войны я уже была в ТрО.
В целом, моя сфера деятельности – шоу-бизнес и реклама. Боевого опыта раньше не было, я работала продюсером и кастинг-директором.
Задания в ТрО очень разнообразны – от закупок военной амуниции: одежды, обуви, бензина до гуманитарной помощи. Также много тренировок – мы взяли в руки автоматы и активно занимаемся. Если здесь возобновится более активная фаза, то мы с оружием будем защищать страну.
Нас девушек в батальоне очень поддерживают, нам всегда помогают. Ребята видят, сколько мы делаем и нет никаких поблажек. Есть люди, которых не взяли в ТрО по тем или иным причинам. Они сидят, ничего не делают и иногда говорят – вот зачем девушка в армии? Нас не взяли, а тебя взяли. Я столкнулась с такими словами от знакомых, которые не в ТрО. И отвечаю им, что они ничего не делают, раз их не взяли.
Есть ребята, занимающиеся патрулированием районов, проверкой, поиском диверсантов. Девушки этим сейчас не занимаются, но никто не знает, как будет дальше. Мы готовимся ко всему. Сейчас ребята на себя больше берут, они не ставят нас на дежурство, но если будет обострение, мы будем полноценно выполнять все функции, и распределение на мальчик-девочка уже отходит на второй план.
Первое время было очень сложно. Был страх потерять жизнь, ведь я люблю свою жизнь, и хочу жить долго и счастливо. Сейчас я уже смирилась с тем, что идет война. Никто не знает, что будет завтра, и мы живем одним днем.
Тревога есть, потому что хочется, чтобы все было тихо, мирно, спокойно и легко, но так не выходит.
Тревожит, что я сейчас живу не свою жизнь. А когда я живу не свою жизнь, мне сложно, потому что я публичный человек, эмоциональный, веселый. Съемки, мероприятия, концерты, фестивали, компании, друзья – это все обо мне. А сейчас по факту мои друзья это военные. После комендантского часа, если есть такая возможность, мы можем посидеть, поболтать, попить чаю, обсудить ситуацию – и это все. И, когда мы собираемся на ужин, общаемся, наверное, так я и борю свой страх.
Сладкое тоже очень спасает, съесть что-то вкусное и выдохнуть. А в целом я сильная личность, поэтому стараюсь страх просто гнать из головы, чтобы он не мешал нашим важным задачам и действиям.
Самое сложное – то, что мы многое знаем, слышим и видим. Мы общаемся с военными и медиками на передовых, и это в целом очень выматывает, забирает много сил. Сложно еще постоянно читать все эти новости, сообщения из чатов – это не касается непосредственного опыта в ТрО, но это то, что на самом деле трудно.
Я изменилась, стала другой, взяла в руки оружие. Я готова защищать, воевать, отстаивать нашу победу, приближать ее для каждого из нас. Я начала разбираться в таких вопросах, о которых никогда не думала: в оружии, амуниции, военной технике это то, что не свойственно мне.
Живу сегодня, молюсь и надеюсь, что наступит завтра
Если моя сфера деятельности вернется к жизни, я смогу работать. Но ТрО и все военное будет оставаться со мной как минимум в течение трех лет, пока действует контракт. Если работа будет, я буду совмещать ее с военной службой, но пока сфера рекламы, съемки клипов и кино стоят на паузе.
Как говорится, моя жизнь никогда не будет прежней. И если раньше я строила планы на неделю, продумывала какие-нибудь предстоящие поездки, то сейчас живу сегодняшним днем и ничего не планирую, ничего не загадываю. Живу сегодня, молюсь и надеюсь, что наступит завтра.
Фото: Станислав Остроус