Караваевы дачи — один из самых аутентичных киевских районов. Возможно, не самый старый, но, говорят, люди здесь жили с 13 века. А как район частной застройки Кардачи сформировались в начале 20 века.

С конца 19 века здесь были владения известного киевского врача Владимира Караваева. Он работал хирургом-офтальмологом, деканом факультета хирургии Киевского университета святого Владимира. А этот участок приобрел в 1890-х годах за полторы тысячи рублей.

Врач был очень известен, киевляне его уважали. Например, площадь Льва Толстого и улица Льва Толстого назывались ранее Караваевскими.

Здесь были его земли, на которых стояли дома тех, кто работал на врача. Где именно находилась его дача — не очень понятно. Потомки Караваева решили, что не нуждаются в таком большом участке, поэтому разделили его на части и начали продавать под застройку.

Сейчас мы на "старых Кардачах", этот квартал довольно компактный. А вообще Караваевы дачи — это то, что тянется почти до Жулян. Это так называемые "новые Кардачи". Там есть застройка 1930-1960-х годов. Район огромный, гулять — не перегулять.

Сразу за калиткой ты оказываешься в большом городе, откуда снова и снова возвращаешься в свое собственное пространство, в особый мир. Мне очень жаль, что это пространство уменьшается, как шагреневая кожа, из-за застройки.

Теперь из нашего двора никогда не видно солнце на рассвете — его закрывают многоэтажки, тень от них падает на все Кардачи. Получается, застройщики просто игнорируют главный принцип градостроительства: планировать все так, чтобы никто никому не мешал.

Новые дома забирают у меня жизненное пространство. Из-за застройки по периметру мне со двора уже не видно линии горизонта. Это давит, хотя ты стараешься не обращать на это внимания.

А на месте нашего огорода и огорода наших соседей продолжается нелегальная застройка. Видите, стоят и внимательно наблюдают сверху? Вот вы приехали — корреспондент, фотограф — и это напугало строителей.

На этом месте ничего нельзя строить, потому что это — старый, едва притрушенный землей котлован, из которого раньше добывали глину для производства кирпича. Здесь "плывет" земля, поэтому высотный дом она не выдержит.

Какое-то время застройщики нам врали, говоря, что за забором идет строительство частного дома. Потом оказалось, что дом многоэтажный. Кстати, это запрещено: нельзя посреди частного сектора строить девятиэтажку. У соседа уже пошла трещина по стене дома, его участок заливает грязью, бетоном и землей, когда идет дождь.

Несколько улиц самоорганизовались в группу активистов. Моя соседка — председатель нашей группы. Теперь о нашем деле знают все, дошло до возбуждения уголовного дела против застройщика. Застройщики обещают нас "снести", они все время угрожают. Говорят, что вместо моего дома будет парковка, а вместо дома соседей — детская площадка и "Версаль". Несмотря на угрозы, думаю, что это мы их снесем.

Раньше считалось, что мы живем на окраине. В то же время, это очень близко к центру. После появления скоростного трамвая до площади Победы можно было доехать всего за 20-25 минут. А с соседней улицы в центр всегда ходили автобусы.

Наша повседневная жизнь была больше похожа на сельскую. Городская девушка посреди села. Сельский быт почти в центре города.

А еще жизнь в частном секторе предусматривает много работы, поскольку за домом и двором надо ухаживать. Это гибрид городского дома и дачи. Хочешь картошечки или цветочков — паши, пожалуйста. Даже если у тебя нет огорода, двор надо засеять травой и ухаживать за газоном. Частный дом, особенно старый, требует постоянного технического обслуживания.

Но главное то, что в любой сезон при любой погоде утром ты можешь выйти на свой собственный двор. Зевнул, почесался, выпил кофе, выпустил собачку. Здесь живешь очень свободно и очень спокойно, даже воздух другой.

Часть такой дачной жизни — это консервация. У нас растет две свои морели (сорт абрикоса - БЖ), каждый год их некуда девать. Делаю из них варенье, джемы, чатни, вяленые абрикосы "уебоши". В моем детстве здесь росло много вишен — мы их ели прямо с дерева. Теперь здесь чаще сажают яблони.

Орех у нас во дворе сажал мой папа еще 70 лет назад. Орех снова начал мощно плодоносить после того, как мы сюда переехали. Каждый год собираем мешок орехов — чистим их старым кардачевским методом, молотком. А из скорлупы получается замечательная "мульча", полезная в садоводстве.

Когда-то местные держали коров, свиней и кур. А козы ходили по улицам, как сейчас бродячие собаки по городу — стаями. Их пасли бабушки, которых тогда здесь было много, их из сел перевезли дети.

Наши соседи пасли свою козу на улице, оставляли ее на длинной привязи. И эта коза очень любила встречать прохожих и блокировать проход. Бывает, обойдешь ее, а она тебе сзади рогами по жопе — бабах!

Помню одну из тех старушек, которая тоже ежедневно выгуливала своих коз. Затем она с козами сгорела в своем доме. Говорят, сама и подожгла. Она была очень одинокая и очень старая.

Вообще контингент здесь жил очень разный. Дети между собой дружили не семьями, а улицами. Все дети здесь были моими сверстниками.

Семьи были разными: кто-то работал на заводе, кто-то — в институте, в нынешнем НАУ. Были люди из семей военных, были интеллигенты, а были и крестьяне, которые переехали в Киев и смогли себе здесь построить жилье.

Новые соседи переехали сюда в 1990-е, когда выкупали участки у старых владельцев. Они влились в местную жизнь. Разве что дома у них уже другие, современные, построенные по новым технологиям. У них другие заборы, другие собаки.

У сельмага мы видели мужчин, которые выпивали, несмотря на раннее время. Они мои сверстники. Мне кажется, что они так и не смогли выбраться из Кардач, уехать в большой город. Не имею в виду, что это какой-то "депрессивный район" или социально неблагоприятное "гетто". Просто такое случается во всех закрытых сообществах, где все всех знают.

Эта беззаботная жизнь — огородик, морелька, сельмаг, двор с забором — очень расслабляет и затягивает. Может казаться, что все в порядке, ты молод и здоров, мама зарабатывает, ты хлопочешь во дворе. Можно не учиться, не делать карьеру. Вот ты вышел, попил пивка, на лавочке посидел, и ничего больше не надо делать. Местный профессиональный даосизм. Но он заканчивается безысходностью.

Детей посылали за хлебом в сельмаг и за молоком — на Гарматную. Это не было страшно, потому что на углу все всех знали — и взрослых, и детей. Самый последний местный пьяница не мог бы обидеть ребенка. Если попытался бы, то пришли бы родители и дали по шее.

Другие ходили на Путепроводную улицу, где были разные "молочные" и гастрономы. Ну, а те люди, которые работали "в городе", приезжали домой с работы уже с баулами.

На всех Кардачах во времена моего детства были грунтовые дороги — асфальта не было. Когда шел дождь, все размывало, а мы, дети, бегали по лужам. Для машин это не было проблемой, потому что машин здесь не было. Зато помню, что по этим улицам ездили на лошадях и телегах.

Сейчас рядом с нашим кварталом есть три больших супермаркета, где можно купить продукты. А в моем детстве на углу был сельмаг. Он до сих пор существует и подстроился под нужды местных жителей: работает допоздна, существенно обновил ассортимент. Там можно купить и спички или другие мелочи для хозяйства, и каталонское красное вино.

Гаджетов не было, поэтому мы целыми днями играли на улице. В 9 утра ты выходишь со двора, а возвращаешься в 9 вечера, за это время объездив все Кардачи на велосипеде и обыграв в "войнушки" всех соседей.

На нашем огороде была старая яма, откуда когда-то брали глину на кирпич. Для детей она была очень глубокой, вся заросла, и мы играли в ней в "индейцев". Еще мы строили беседки на деревьях — стройматериалов не было.

Отдельное место развлечений — местная помойка. На ней росли огромные акации. Это было наше "Поле чудес", где можно было найти настоящие сокровища. Рядом были огороды, между которыми вилась тропинка. Иногда я сама себе фантазировала, что не знаю, куда она ведет, и поэтому шла по ней так, будто путешествовала и открывала новые земли. Это было самое интересное.

Помню, на стройплощадке одной из многоэтажек мы с друзьями прыгали прямо с третьего этажа на огромную кучу песка. Начинали бежать еще в воздухе — приземлились и побежали дальше. Почему? Потому что нас нашел сторож с берданкой (охотничья винтовка - БЖ) и погнался за нами.

Бабушка разводила здесь цветы — в одном углу пионы, в другом — розы. А во время войны ее дом стал явкой киевского подполья. В погребе этого дома бабушка прятала партизан, своих собратьев.

Ирония заключалась в том, что в самом доме в то же время жил офицер — австриец, хотя все говорили, что он немец. Он запрещал своим солдатам обижать местных и поддерживал бабушку и ее детей продуктами. Давал крупу, муку, дарил шоколад и шпроты детям.

Этот офицер как-то прогнал отсюда полевую немецкую полицию. На бабушку донес сосед, сообщил, что она — жена советского красного комиссара. Деда тогда уже не было в живых, он погиб в Голосеево в 1941 году, когда советские войска покидали Киев.

Затем, когда немцы готовились сдавать Киев "совкам", остатки мирного населения выселили. Бабушка с детьми попали в Бердичев. Там на своей временной квартире она занялась тем же — спасала евреев.

Когда я была маленькой, то очень боялась взрослых высоких людей в черной одежде с длинными волосами. Они пили с бабушкой чай с вишневым вареньем, целовали ей руки и уходили. Потом я узнала, что это у них были пейсы и лапсердак, и что к бабушке приходили в гости те, кого она спасла.