Мы приехали на Ивана Лепсе [сейчас бульвар Вацлава Гавела — БЖ] в 1964 году, когда мне было четыре года. Вокруг было всего несколько домов, много песка, огромный заброшенный фруктовый сад и никакого асфальта, только протоптанные дорожки. Отрадный начали активно строить именно в 60-х. Это индустриальный район — тут было много заводов: и "Точприбор", и завод автоматики, и радиозавод. Вокруг них строились все наши пятиэтажки.

У Отрадного есть свои цвета: черный, синий, серый и коричневый. Других здесь не бывает. Отрадный — достаточно большой район с малоэтажной застройкой, поэтому тут живет не так много людей.

Все соседи всегда знали друг друга. И это сохранилось до сих пор. Квартиры выдавались [от заводов — БЖ], потом доставались детям, и так передавались из поколения в поколение. Сейчас здесь живут те же люди, но они потихонечку вымирают. Район стареет, но на место умерших сразу приходят их дети и внуки.

Почти весь Отрадный — это разбитый асфальт. Я с детства помню эти старые разломы. Ямы не будут ремонтироваться никогда, потому что в Киеве есть миллиард улиц, которые стоят в очереди раньше, чем Отрадный.

Здесь до сих пор нет высоких заборов, закрытых дворов и кодов на дверях подъездов. Кругом пятиэтажки с балконами-гробиками. А раньше все балконы были не застеклены и можно было увидеть, как сушатся трусы любимой девочки. А потом идти по улице и воображать себе что-нибудь хорошее.

На Отрадном многие не дожили до моих лет. Умерли и погибли: нож, пистолет, или просто забыли ключи от дома и пьяные карабкались по балконам. Только в нашем доме таких было двое — просто упали и разбились. Вот такой неблагополучный район.

Сейчас в квартире моего детства, которую я несколько раз пытался купить, живут пожилые люди. Я с ними на связи и все равно рано или поздно выкуплю свою квартиру. Но я их не тревожу, потому что уважаю их нежелание продавать мне свое жилье.

Это трехкомнатная квартира с небольшим балконом. Сейчас в ней евроремонт, но когда я ее куплю, то верну ей исторический облик. Мне не важны сами вещи, мне нужно воссоздать атмосферу, в которой будет писаться и вспоминаться. Поэтому я везде нахожу мебель из своего детства — где-то стенку, где-то стол. А недавно я нашел в интернете два стула со своей кухни.

На районе у меня душа не лежит только к высотке, которую построили перед моим домом. Этот дом мне все карты спутал. У меня есть план — когда-нибудь я расселю и снесу эту высотку, которая портит вид из окна [герой шутит — БЖ].

С нами на лестничной клетке жила тетя Женя. Она вышла замуж за виолончелиста украинского симфонического оркестра. Тогда его считали первой виолончелью страны. Когда он за стенкой репетировал, мой папа говорил: "Опять этот на виолончлене играет". Еще в нашем подъезде жили две украиноязычные семьи. Я тогда очень хорошо знал украинский язык. А сейчас говорю с запинками, но все равно все понимаю.

Похороны и свадьбы делали на весь подъезд. Мы не ходили в гости, но зато все приходили к нам. Раньше людям не нужен был повод. Хлеб есть? Заходи, поболтаем. У нас всегда было весело. Можно было одолжить у соседа луковицу, а вернуть только тогда, когда тебе нужно что-то другое. Возвращаешь луковицу, одалживаешь картошку.

Моя бабушка неохотно рассказывала о Голодоморе и войне. Но у нас всегда было много сахара, соли, свечей и хозяйственного мыла. Бабушка делала драники из картофельной шкурки. А еще бабушка говорила на жуткой смеси идиша, русского и украинского.

В моем дворе с половины шестого утра появлялась женщина с бидонами. Она гремела бидонами и орала: "Молоко!". Но мои окна выходили в другую сторону, поэтому она мне не мешала. А вообще все ездили за продуктами на отрадненский рынок, он до сих пор работает.

Хороший кофе был в кулинариях. Это были такие заведения, в которых продавалась готовая еда. Там могла быть и выпечка, и жареная рыба. И все ходили туда пить кофе. Особым шиком было взять двойную половинку, то есть двойной эспрессо с половинкой воды. Было вкусно и крепко.

Перед всеми домами были огороды. Они принадлежали жильцам первого этажа. Прямо перед домом высаживали картошку, огурцы и клубнику. А иногда картошку с огорода пекли прямо во дворе. Продавать что-то с дворового огорода было не принято. Потому что всегда можно было одолжить. И иногда можно было даже не возвращать.

Раньше в нашем озере [ставок "Рыбацкий лагерь" — БЖ] водилась рыба. Мы приходили сюда ловить пескарей с палкой и леской. А сегодня озеро одели в бетон. Вместо этого парка [парк "Орлятко" — БЖ] был заброшенный сад, а потом в нем появились советские аттракционы, разные качели и карусели. Можно было стоять и смотреть, как у девочек на качелях задираются юбки.

Здесь в парке был сад и аллея из вишен и черешен. Но теперь все вырубили и остались только елки. Я хочу найти хорошего скульптора и сделать на этой аллее лавку в виде дивана со скульптурами моих родители именно так, как они сидели дома на нашем диване. Думаю, мне разрешат это сделать. Я не знаком с районной администрацией, но смогу найти общий язык, если надо.

Сцена с лавочками — это местный "зеленый театр". Только он желтый и совсем не театр. Над лестницей — столовая двух заводов, которая называлась "Фабрика кухня". Здесь еще и культурные мероприятия проходили — это был типа клуб с хавчиком.

Еще был павильон с настольным теннисом. Сюда приходил играть "Паралит" [кличка местного жителя — БЖ] — у него была парализована нижняя часть тела, он играл в теннис на деньги, сидя в инвалидной коляске, и продавал наркотики. Ему было лет 30, он крышевал все наркотики на Отрадном, а потом его за это убили. Но младшим он никогда не давал употреблять.

Травка на Отрадном была даже при СССР. Мы называли ее планом. Возможно, нам в нее подмешивали сено, но мы все равно ее курили. Я даже не знаю, сколько она тогда стоила — сам я никогда ее не покупал.

Карты на Отрадном были источником жизни. Играли в карточные игры "бура", "очко" и "бита есть". Игра "бита есть" была самой простой — кто вытянул старше карту, тот и выиграл. А вот домино было слесарской игрой для мужиков.

Выбирались мы с района редко. Это называлось "поехать в город". Чаще всего это был Гидропарк, а иногда — прогулки по Крещатику. Сначала ездили с родителями, а с 14 лет выбирались в город самостоятельно.

Было только одно место на районе, где мы выпивали — детский садик. Мы пили кальвадос из гнилых яблок за четыре рубля. Я впервые в жизни напился именно этим кальвадосом и пивом, потому что с пивом дешевле было улететь. Еще мы пили портвейн и плодовоягодное вино, которое называлось "Грушки яблочки"

Мы делали свою "Кровавую Мэри" — про табаско ничего не знали, поэтому добавляли кетчуп. Рецепт такой: водка, перетертые помидорчики с рынка, кетчуп, соль, перец и лимон. До сих пор помню этот венгерский кетчуп, который стоил 60 копеек за баночку.

За решеткой в полуподвале был бар "Клетка". Туда все приходили "после вчерашнего". Раньше это было центровым [возле АТБ на ул. Николая Василенко — БЖ] и популярным местом. По утрам тут появлялись первые ходоки в майках-алкоголичках и спортивных штанишках. Ждали открытия "Клетки" и нарезали круги вокруг бара, как акулы.

А рядом с "Клеткой" был большой овощной магазин, картошка воняла за километр. Помню, были большие прозрачные витрины. А сейчас тут АТБ, но картошку рядом со зданием продают до сих пор.

Люблю старый бар "Америка", его вывеска не меняется с 70-х. Мне кажется, что Колумб еще не открыл Америку, а бар "Америка" на Отрадном уже работал. Вон, смотрите, сидит обычная женщина, она мать и, может, бухгалтер какого-то предприятия. И вот она сидит в баре "Америка" с бокалом пива и читает газетку. Вы такое больше нигде не увидите.

Я как-то пришел сюда с пятью девочками. Ко мне подсела одна дама в красном, чисто lady in red, и сказала: "Пошли ко мне!". А я говорю, мол, подождите, мне неудобно, я же с пятью девушками пришел. А она отвечает: "Идем ко мне, я наверху живу. Я не простая — у меня свой салон красоты на Отрадном. Я тебе все сделаю". Но я с ней никуда не пошел и остался со своими.

Отрадный — мой любимый район Киева. Я жил здесь еще в те времена, когда "ТП" означало трансформаторный пункт. Если я приеду на Позняки и увижу разваленную стенку, она мне ничего не скажет и будет раздражать. А здесь такая стенка мне нравится. Отрадный — это мой дом, мое детство и мои родители. Как еще я могу к нему относиться?

Здесь, в Соломенском ЗАГСе на Отрадном, моя дочь выходила замуж, а моя менеджер Анечка разводилась. Этот ЗАГС очень старый — раньше он был сереньким, теперь стал беленьким. Здесь всё своё.

Мне здесь классно пишется. Иногда я приезжаю на район с компьютером, сажусь на лавочку и пишу книгу. Когда я здесь, в моей голове происходят сильные флешбэки. Часто пишу заметки в телефон, а когда разговариваю с кем-то из тех времен, то включаю диктофон.

Когда человек с Отрадного слышит, что я тоже с Отрадного — у нас сразу есть что-то общее. Нам есть что вспомнить, между нами сразу появляется доверие. Раньше вообще не было шансов вырваться с района. Путь был один: школа, армия, завод и возвращение на район. Я знаю всего несколько людей, которым удалось вынырнуть с Отрадного. А многие ребята с моего двора отсидели по совершенно разным статьям.

Я приезжаю сюда, отключаю телефон на несколько часов и брожу по кварталам. Мне здесь комфортно и хорошо. Меня сюда тянет — здесь же почти ничего не поменялось со времен моего детства.

Хочу, чтобы моим именем назвали улицу, на которой я жил. Сейчас она называется Вацлава Гавела, а раньше была Ивана Лепсе. А еще я уже отказался от израильского гражданства и получаю украинское, потому что в следующем году буду баллотироваться в мэры Киева. Если стану мэром — устрою для города большую вечеринку с хорошими артистами, а отрадненские ямы и разломы станут моими главными врагами.