Светислав Грбіч розповідає про дитинство в Сербії

БЖ продолжает рассказывать о героях, которые провели свое детство в других, далеких городах. О местных традициях, природе, играх, а также о жизни в Киеве и столкновении разных культур. Мустафа Найем нам рассказал о своем детстве в Кабуле, Анжелика Амелина - в Магаданской области, Алиса Тинаше Ньямукапа - о столице Зимбабве Хараре, Кристина Бондаренко - о городе Дургапуре на востоке Индии, а Савелий Барашков - о Перу.

В сегодняшней серии – рассказ архитектора Светислава Грбича о небольшом городе в Сербии, где начинаются Карпаты. А также о машине времени, которая перенесла его в Днепропетровск начала 90-х.

О Сербии

Я родился во Вршаце в 1976 году. Это небольшой городок в северной части Сербии. Так сложилось, что Дунай стал интересной исторической и культурологической границей между двумя разными Сербиями. Часть южнее Дуная была турецкой с 14 века и практически до Первой мировой, тогда как северная часть все это время была Австро-Венгерской. В итоге развились две совершенно разные культуры, два мира, различия между которыми гораздо сильнее, чем между западной и восточной Украиной.

Южная Сербия была практически руральной - люди жили там в основном в селах и занимались земледелием. А северная Сербия хоть и была тоже скорее аграрной, но на протяжении всей истории там была очень развита традиция поместий. Помещики разговаривали на французском, немецком, у них в домах были салоны, в салоне было пианино. Пусть это и была псевдоэлита, но со временем она породила настоящую, интеллектуальную элиту.

Я рос в юго-восточной части вот этой северной Сербии, которая называется Воеводина.

В моем городе начинаются Карпаты. Больше в Сербии их нигде нет, но именно из Вршаца они идут в Румынию, там разрастаются до своего пика, а затем заходят в Украину. Такой себе связывающий нас мостик.

Но вообще вся местность в округе очень равнинная. Помню, что меня в детстве жутко укачивало в транспорте. Когда мы ездили к бабушке и сестре в Белград, я смотрел в окна автобуса, а за ними не происходило вообще ничего! Дорога идеально ровная и прямая, вокруг только сменяются поля пшеницы, кукурузы и подсолнухов. Мне было очень скучно и я не мог думать ни о чем другом, кроме укачивания.

Еще в Сербии тогда мифическим образом существовал один язык в двух вариантах. На самом деле его просто называли по-разному: в Сербии - сербско-хорватским, а в Хорватии - хорватско-сербским. Отличаться эти языки могли максимум на 2 процента, и то в основном произношением. Хорватский был чуть мягче. Языки Македонии и Словении широко не использовались, мы их не знали. Все государственное телевидение было на этом сербско-хорватском или хорватско-сербском. На нем также разговаривали в Боснии и Черногории.

О городе

Вршац был по своей природе немецкий. Население - всего 35 тысяч, по меркам Украины это небольшой город, даже на Троещине больше жителей, а у нас это - административный центр. Но в Сербии вообще всего один миллионник - Белград.

Здания во Вршаце в основном одно- или двухэтажные, только новые постройки доходят до 6-9 этажей. Но все там всегда строилось очень гуманно и сомасштабно.

Я чувствую огромную радость и любовь каждый раз, когда подъезжаю ко Вршацу. Еду на автобусе из Белграда и на определенном расстоянии уже вижу ту самую гору, с которой начинаются Карпаты, и сам город, окутанный туманом. Притягивают не только воспоминания, но даже сам ландшафт уже что-то значит. По сей день я чувствую трепет, когда вижу нашу гору. Ее высота - всего 600 метров над уровнем моря, но для равнинного и абсолютно плоского города это действительно высоко. С нее можно рассмотреть весь Вршац, с высоты он - сплошное полотно из крыш, покрытых красной черепицей.

Город очень аккуратный и спокойный. Когда я приезжаю туда из Киева или откуда-то из Европы, первые два дня чувствую, насколько время липкое и тягучее. Кажется, что в городе ничего не происходит. Все медленные и расслабленные. Много уличных кафе. Все сидят в них даже посреди дня, пьют кофе и разговаривают ни о чем. Люди здороваются на улице друг с другом. Все такое необычное и обычное одновременно. Очень мило и романтично. Но делать там нечего.

Во Вршаце я чувствую, насколько время липкое и тягучее. Все медленные и расслабленные. Очень мило и романтично. Но делать там нечего

Мы с семьей жили в самом центре города. В какой-то период там было большое количество строительных площадок, где мы и играли с друзьями. Еще во Вршаце было очень много спортивных площадок, так что мы уйму времени проводили, играя в футбол, баскетбол и волейбол.

О своей семье

Я поздний ребенок, моим сестрам было уже 18 и 21, когда я родился. Вот и вышло, что пока я рос, у них появились уже свои семьи, и они с нами не жили. Зато все свое детство я проводил с племянниками и племянницами.

Семья у меня была довольно странной, хотя, учитывая исторические времена и географию, все же стандартной. Мать была религиозной - ничего сверхестестесвенного, просто нормально религиозной. А отец был коммунистом. Даже сейчас, в 87 лет, он все такой же жесткий комуняка. Мне даже кажется, что он узнал об упразднении коммунистической партии Югославии только тогда, когда у него перестали принимать деньги на взносы.

Крестили меня без ведома отца. По этой же причине у нас в семье никогда не праздновались религиозные праздники, хотя они и были нам понятными. Поэтому самой лучшей и теплой традицией для меня были семейные собрания, когда сестры приезжали к нам погостить с мужьями и детьми. Дом был полон людей, и мне это всегда нравилось. Лучше всего, когда это случалось на Новый год. Ежедневная рутина превращалась в праздник, можно было совершенно безнаказанно нарушать какие-то правила.

Я очень любил проводить время за чтением и всегда предпочитал выдуманную реальность той, в которой находился. Обыденности я беспощадно изменял с фантастикой, фэнтези и детективными историями. Да и вообще я был мальчиком довольно задротского строения. Мало того, что с 5-6 лет я ношу очки из-за проблем со зрением, так еще и рано начал интересоваться наукой, причем сухой наукой в чистом виде. В детстве я читал какие-то совершенно несоразмерные моему уму книжки, но они меня сильно увлекали.

Помню, у мамы была большая пожелтевшая от старости книга рецептов. От нее даже пахло историей. Написана она была очень добрым, смешным языком о какой-то еде, которая принадлежала уже другой эпохе. Мама туда складывала вещи, которые касались ее воспоминаний - фотографии, открытки. Я очень любил ее листать.

Однажды мама сказала, что на одной из страниц этой книги моя сестра записала одну важную формулу чего-то чуть ли не ядерного. Я перерыл всю книжку, чтобы ее найти. Оказалось, это всем известная формула Энштейна E=mc2. Но я переписал ее на бумажку и хранил как самое большое сокровище. Мне было меньше 10, только спустя несколько лет мне стало все понятно об этой формуле, а потом даже смешно.

Об учебе

Школа, в которой я учился, ничем особо не отличалась от здешних, но сама система образования в Сербии не такая, как в Украине. Восемь лет ты учился в основной школе, затем сдавал выпускные экзамены, определялся, где хочешь учиться дальше, и шел уже в другую школу еще на четыре года. Для поступления тоже нужно было сдавать экзамены.

Я учился в школе с англоязычным уклоном, тогда она считалась лучшей в городе. В других школах первым иностранным мог быть немецкий, французский и даже русский.

До 8 класса учился легко и просто, закончил с красным дипломом, а потом начались проблемы, потому что я серьезно увлекся музыкой и девочками. В общем, учеба отодвинулась на какой-то 68 план. Это все закончилось в начале 3 класса гимназии, когда я переехал в Украину.

Был 93 год, 24 сентября. 26 сентября я уже пошел в школу в Днепропетровске.

О переезде в Днепропетровск и Киев

Моя сестра, которая четыре года прожила в Москве, решила с семьей обосноваться в Украине и предложила мне переехать к ним. Я сразу согласился: в 93 году в Югославии уже были войны, кризис, да и у меня были свои свои личные проблемы - мне хотелось музицировать и заниматься чем-угодно, только не учебой.

Сербия находилась в блокаде, небо над ней было закрыто. Мы даже шутили, что это единственная страна в мире, из которой в Австралию можно попасть на автобусе. То есть, сначала нужно было выехать из нее, а потом уже куда-то лететь. Что нам еще тогда оставалось, как не шутить.

Пока я не оказался в Днепропетровске, я и не подозревал, что машину времени таки изобрели. Я словно вернулся на десять, а то и больше лет назад

Мне было 17 лет, я доехал на автобусе в Румынию и оттуда уже улетел сначала в Москву, а потом в Днепропетровск.

Пока я не оказался в этом городе, я и не подозревал, что машину времени таки изобрели. Меня никто не предупредил, что тот самолет, в котором я прилетел - это она и есть. Я будто вернулся на десять, а то и больше лет назад. Вокруг меня были словно ламинированные 70-е или 80-е. Все было какое-то старое, но почему-то с новым блеском.

Все эти карбованцы, которыми тогда пользовались, иностранные сигареты, которые все курили, убитые трамваи, пластиковые пакеты, в которых днепропетровская молодежь носила свои книги вместо рюкзаков и сумок. Пакеты почему-то были очень модными. Девочки одевались в странные плиссированные черные юбки, кеды и спортивные курточки. Ходили с большими бантами и решетчатыми твердыми челками.

Мальчики носили нелепые костюмы и обувь с желтыми подошвами. Ходили в школу с дипломатами, но при этом даже в одиннадцатом классе заполняли дневники.

На дискотеках, которые проходили в нашей классной комнате, классная руководительница сидела в темноте и проверяла тетради, пока мы танцевали под черт знает что. Причем это была самая крутая школа Днепропетровска. Всем еще было по 16, а мне - 17, я до этого уже три года был панк-музыкантом, ходил то лысым, то с длинными волосами, с бородкой, вовсю курил и использовал разные нужные и ненужные вещества.

Девочки одевались в плиссированные юбки, кеды и спортивные курточки. Ходили с большими бантами и твердыми челками. Мальчики ходили в школу с дипломатами, но при этом даже в одиннадцатом классе заполняли дневники

И если одни вещи в Днепропетровске были словно из мира прошлого, то другие - вообще будто из какой-то другой вселенной. Например, у двух-трех мальчиков в классе были пистолеты, они постоянно носили их под пиджаками.

В самом начале я подружился с теми двумя людьми в классе, которые могли говорить на английском. Потом уже с теми, с кем сошлись интересы - музыка и баскетбол.

Я же ни слова по-русски не знал, когда приехал. Учитывая, что я тут же пошел в школу, было очень сложно. Тем более, 11 класс здесь был последним, многое вроде как повторялось, а у меня в Сербии впереди осталось целых два класса. Я учил уроки даже по утрам. А по вечерам просто терял когнитивные способности и засыпал в полном состоянии обнуления. Зато через пару месяцев я уже разговаривал на русском.

Город мне показался огромным и очень раздутым. У нас все было компактно. Кажется, в одном Днепропетровске может поместиться четыре или пять белградов. При этом Днепр по количеству населения все же меньше.

Огромные площади, широченные бульвары, а тут еще и широкая река с островом посередине - все выглядело так, будто кто-то увеличил масштаб или уменьшил меня.

Доехать из моего родного города в Белград - это час, приехать из моей квартиры в Днепропетровске в мою школу или институт - тоже час на троллейбусе. Мне это казалось странным.

В Днепропетровске я прожил до 96-го, потом переехал в Киев вместе с семьей сестры.

К Киеву привыкнуть было легче, особенно после Днепропетровска. Все же он более зеленый и ближе к каким-то европейским традициям и устоям. Сложно было оказаться в институте в новой компании. Все были хорошие, только я был никому не нужен.

О том, чего не хватает

В Украине мне не хватало как раз того типа типа дружбы, которая формировалась вокруг общих интересов - музыки или спорта. Такой вид общения у меня здесь долго не складывался. Да и само музицирование в Украине не было столь развитым: даже в моем 35-тысячном городе к моменту переезда было больше роковых альтернативных групп, чем в Днепропетровске за всю его историю.

Мой город - это одно из редких мест, которое почти не поменялось с годами, а если и поменялось, то очень аккуратно, с большим вниманием к деталям. Все новое, что было построено во Вршаце за последние годы, ничего не испортило. После двухтысячных была всего одна реконструкция, которая мне, как очень придирчивому человеку, не нравится.

В моем 35-тысячном городе к моменту переезда было больше роковых альтернативных групп, чем в Днепропетровске за всю его историю

Дело в том, что моем городе лет 20 главным индустриальным достоянием был фармацевтический завод, который входил в пятерку лучших заводов Европы. Во Вршаце все строилось и делалось именно благодаря усилиям и мудрым решениям его руководителей.

Например, на тот момент у нас была лучшая полифункциональная баскетбольная арена в Югославии. Также благодаря этой компании весь центр сделали полностью пешеходным, очистили его и не добавили ничего лишнего. Все же ощущается разница с Киевом.

Фото: Дмитрий Куницкий, Facebook/Vršac Moj Grad